Комментарии к пьесе «Минин и Пожарский»
- Подробности
- Родительская категория: Пьесы Булгакова
В ОР РГБ хранятся материалы к либретто, 1-я (черновая) редакция и
позднейшие добавления и варианты. 1936, июня 18 - июля 6; дорабатывал
либретто в 1937 и 1938 гг. В автограф карандашом и чернилами вложены листы
со стихотворными текстами для либретто (к. 16, ед. хр. 1).
Вторая редакция оперы в четырех актах (7 картин) была закончена 20 июля
1936 года. Первая публикация за границей.
Публикуется машинопись с размеченными рукою Е. С. Булгаковой местами
для дополнений 1938 г., карандашом, по расклейке книги: Булгаков М. А.
Кабала святош. М Современник, 1991 (См.: ф. 562, к. 16, сд. хр. 5-6).
Впервые опубликована М. Козловой и А. Павловой-Арбениной в книге: Музыка
России. Выпуск 3, М., 1980. Затем: Советская Россия, 1987, 9 августа.
Вступительная статья и публикация В. Лосева.
В публикацию внесена незначительная правка после сверки с машинописью.
Так, в 3 картине есть фраза: "Слепцы. Было видение. Сергий явился - спящих
будить". В машинописи тире зачеркнуто карандашом. И в данной публикации эта
фраза без тире, и по смыслу здесь не должно быть тире. В опубликованном
тексте в акте пятом Пахомов говорит: "Я погибну в темнице сырой, вдалеке от
невесты, Марии родной". В машинописи: "Марии моей".
Остались и другие незначительные разночтения публикации с машинописью,
но эти разночтения можно обсудить при подготовке текста к академическому
изданию.
Из переписки М. А. Булгакова и Б. В, Асафьева и "Дневника" Е. С.
Булгаковой можно узнать весьма существенные подробности о творческой истории
этого либретто.
Из дома отдыха ГАБТ Поленово 10 июля 1936 года Б. В. Асафьев писал М.
А. Булгакову: "Сюда вчера приехал Мелик-Пашаев и сообщил мне радостную
весть: "Вы кончили "Минина". Разрешите, поэтому, Вас от души поздравить и
приветствовать". Через две недели Асафьев, получив либретто и прочитав его,
писал уже из Ленинграда: "Пишу Вам, чтобы еще раз сказать Вам, что я
искренне взволнован и всколыхнут Вашим либретто. Вы не должны ни нервничать,
ни тревожиться. Я буду писать оперу, дайте только отдышаться и дайте
некоторое время еще и еще крепко подумать над Вашим текстом в связи с
музыкальным действием, то есть четко прощупать это действие... Умоляю, не
терзайте себя. Если б я знал, как Вас успокоить! Уверяю Вас, в моей жизни
бывали "состояния", которые дают мне право сопереживать и сочувствовать Вам:
ведь я тоже одиночка..."
А 17 октября 1936 года Асафьев дал телеграмму Булгакову, что "кончил
нашу оперу". В тот же день Булгаков ответил: "Радуюсь горячо приветствую
хочу услышать". Но дело затянулось по каким-то соображениям, и Е. С.
Булгакова 15 ноября 1936 года с тревогой записывает: "Асафьев ни сам не
едет, ни клавира не шлет, чем весьма портит дело. Не хватало еще этих
волнений М. А.". 19 ноября Яков Леонтьевич Леонтьев рассказал о посещении
Большого театра Керженцевым и его одобрительных словах о "Минине". И в тот
же день запись в "Дневнике": "Но где же клавир? Что делает Асафьев?" Эта
тревога передалась и дирекции Большого театра.
...В последние дни 1936 года Булгаков и Мелик-Пашаев, получив клавир из
Ленинграда, кое-что меняли в тексте, выправляли полученный экземпляр. В эти
же дни получили письмо Асафьева от 12 декабря: "Спасибо за приезд, за
чуткость... Приезд Ваш и Мелика вспоминаю с радостью. Это было единственно
яркое происшествие за последние месяцы в моем существовании: все остальное
стерлось. При свидании нашем я, волнуясь, ощутил, что я и человек, и
художник, и артист, а не просто какая-то бездонная лохань знаний и
соображений к услугам многих, не замечающих во мне измученного небрежением
человека. Я был глубоко тронут чуткостью Вас обоих. Сердечное спасибо..."
(Письма, с. 394-395).
Но во всех этих спорах и обсуждениях высказывались и здравые мысли и
предложения, и Булгаков сразу же после встречи нового, 1937 года приступил к
доработке либретто, тем более, что и в разговорах с Асафьевым тоже возникала
какая-то обоюдная потребность еще раз вернуться к либретто, что-то
действительно нужно было доработать, чем-то дополнить, чтобы скрепить
разрозненные события и столкнуть в оперном конфликте действующих лиц.
9 января 1937 года Булгаков писал Асафьеву: "Не сердитесь за то, что не
написал Вам. Не писал потому, что решительно не знал, что написать.
Сейчас сижу и ввожу в "Минина" новую картину и поправки, которые
требуют...
Я ценю Вашу работу и желаю Вам от души того, что во мне самом
истощается, - силы" (Письма, с. 396).
7 февраля 1937 года Е. С. Булгакова записывает: "По желанию Комитета,
М. А. дописал еще две картины для "Минина", послал Асафьеву и сдал в театр.
Теперь от Асафьева зависит возможность начать работу над оперой, Дмитриев
сказал, что новые картины Асафьеву понравились".
5 марта: "Звонок Городинского из ЦК. Спрашивал М. А., в каком состоянии
"Минин" и принято ли при дополнительных картинах во внимание то, что Комите-
том было сказано при прослушивании.
М. А. ответил - конечно, принято".
20 марта: "Вечером Дмитриев. Длинные разговоры о "Минине" -
дополнительные картины до сих пор не присланы, Асафьев шлет нервные письма -
по поводу того, что опера назначается на филиал, что ее не начинают
репетировать до получения дополнительных картин".
Дирекция Большого театра предложила Булгакову ставить "Минина", уже шел
разговор с художниками об эскизах. 22 марта: "Две картины "Минина" от
Асафьева приехали, Мелик принес их и играл. "Кострома" очень хороша".
В это время Большой театр работал над постановкой оперы "Поднятая
целина" Дзержинского и "Руслан и Людмила" Глинки, а вслед за этими
постановками пойдет, как намечалось, "Минин и Пожарский". Но пойдет в
филиале Большого театра, и этот слух огорчил Асафьева: в письме от 12 марта
1937 года он писал Булгакову: "Очевидно, массовые сцены будут купюрованы?
Когда у меня был Платон Михайлович (Керженцев - В. П.) и восторженно
описывал мне, какой он сценически представляет себе нашу оперу с точки
зрения политической значимости тематики, я все время ощущал большой размах,
большой план и, следовательно, сцену Большого театра. Но если это мечты,
если Большой театр не для меня, то ведь тогда, действительно, надо
пересмотреть всю оперу и многое переделать в сторону большей экономии
массовых сцен, усилить интимно-лирический элемент (или просто его
воссоздать), уменьшить число действующих лиц и т. д. Словом, эти слухи о
Филиале изнуряют и подтачивают мою творческую энергию едва лишь менее, чем
сознание, что опера совсем не пойдет, к чему я все время стараюсь себя
приучить..."
24 марта 1937 года Булгаков писал Асафьеву: "Обе картины получены в
театре. Одну из них, именно "Кострому", 22-го Мелик играл у меня. Обнимаю
Вас и приветствую, это написано блестяще! Как хорош финал - здравствуйте,
граждане костромские, славные! Знайте, что (...), несмотря на утомление и
мрак, я мертрывно слежу за "Мининым" и делаю все для проведения оперы на
сцену.
О деталях я Вам сейчас не пишу, потому что эти детали прохождения оперы
сейчас будут так или иначе меняться, и я буду информировать Вас по мере
того, как они будут устанавливаться прочно.
Но повторяю основное: Помните, что для оперы делается все, чтобы она
пошла на сцену".
Но положение М. А. Булгакова в это время крайне неустойчивое. 7 апреля
Е. С. записывает: "Звонок из ЦК. Ангаров просит М. А. приехать. Поехал.
Разговор был, по словах М. А., по полной безрезультатности. М. А рассказывал
о том, что проделали с "Пушкиным", а Ангаров отвечал в таком плане, что он
хочет указать М. А. правильную стезю.
Говоря о "Минине", сказал: - Почему вы не любите русский народ? - и
добавил, что поляки очень красивые в либретто.
Самого главного не было сказано в разговоре - что М. А. смотрит на свое
положение безнадежно, что его задавили, что его хотят заставить писать так,
как он не будет писать.
Обо всем этом, вероятно, придется писать в ЦК. Что-то надо предпринять,
выхода нет" (Дневник, с. 138).
А 19 апреля арестовали директора Большого театра В. И. Мутных,
благосклонно относившегося к Булгакову и его творчеству. Естественно, "в
Большом театре волнение", волнение и беспокойство и у Булгаковых.
Арестован Ягода, в газетах и на собраниях ругают Киршона, Афиногенова,
Литовского, Крючкова.
9 мая Е. С. Булгакова, рассказав о разговоре М. А. с Керженцевым,
записала: "...Про Минина" сказал, что он его не читал еще, пусть Большой
театр даст ему. "Минин" написан чуть ли не год назад, и уже музыка давно
написана! Словом - чепуха" (Дневник, с. 144).
Но в это время возникла идея поставить "Жизнь за даря", почти
предложили Булгакову писать новое либретто на музыку Глинки. "Это после
того, как М. А. написал "Минина"!!! Это восклицание в "Дневнике" Е. С.
Булгаковой как бы предвещает печальный конец и этого начинания.
Так оно и вышло: к XX годовщине Великой Октябрьской революции Большой
театр решил поставить "Ивана Сусанина", либретто взялся написать Сергей
Городецкий, Самосуд и Мордвинов приступили к постановке оперы Глинки.
10 мая 1937 года Булгаков писал Асафьеву: "Дорогой Борис Владимирович,
диктую, потому что так мне легче работать. Вот уж месяц, как я страдаю
полным нервным переутомлением. Только этим объясняется задержка ответа на
Ваше последнее письмо. Со дня на день я откладывал это письмо и другие. Не
было сил подойти к столу. А телеграмму давать бессмысленно, в ней нечего
телеграфировать. Вы хорошо понимаете, что такое замученность, и, конечно,
перестанете сердиться на меня.
На горизонте возник новый фактор, это - "Иван Сусанин", о котором
упорно заговаривают в театре. Если его двинут, - надо смотреть правде в
глаза, - тогда "Минин" не пойдет. "Минин" сейчас в реперткоме. Керженцев
вчера говорил со мной по телефону, и выяснилось, что он не читал
окончательного варианта либретто.
Вчера ему послали из Большого экземпляр... Вам необходимо приехать в
Москву. Настойчиво еще и еще раз повторяю это. Вам нужно говорить с
Керженцевым и Самосудом, тогда только разрешатся эти загадки-головоломки с
"Мининым"..." (Письма, с. 404-405).
Узнав, что "Иван Сусанин" пойдет непременно на Большой сцене, что
Сергей Городецкий уже сделал либретто, Е. С. Булгакова 29 июня 1937 года
записала: "Минину" - крышка. Это ясно" (Дневник, с. 157).
11 июля Асафьев написал Булгакову: "Конечно, "Минин" похоронен волей
Самосуда и Комитета, но я бы не хотел его хоронить. Что вы думаете, если бы
попытаться подставить под него русский же исторический сюжет с сохранением
тех же характеров и типов, тоже с темой защиты родины, ибо ведь вся русская
история, в сущности, всегда была и есть история обороны с вытекающими отсюда
повинностями для людишек...." (Письма, с. 407).
Но и на этом не закончилась творческая история "Минина". 18 декабря
1937 года Булгаков писал Асафьеву: "...14 декабря я был приглашен к
Керженцеву, который сообщил мне, что докладывал о работе над "Мининым", и
тут же попросил меня в срочном порядке приступить к переделкам в либретто,
на которых он настаивает. Кратко главное:
а) Расширение Минина (ария, которую можно отнести к типу "О поле,
поле....").
б) Противодействие Минину в Нижнем.
в) Расширение роли Пожарского.
г) Перенесение финала оперы из Кремля на Москвуреку - мост.
Что же предпринимаю я? Я немедленно приступаю к этим переделках и
одновременно добиваюсь прослушания Керженцевым клавира в последнем варианте,
где и Мокеев, и Кострома, с тем, чтобы наилучшим образом разместить
дополнения, поправки и переделки.
Не знаю, что ждет "Минина" в дальнейшем, но на сегодняшний день у меня
ясное впечатление, что он снят с мертвой точки..." (с. 411).
19 декабря Асафьев написал Булгакову, что он готов продолжить работу
над оперой: "...и пусть даже за этой третьей редакцией последуют еще
другие... я от работы не откажусь никогда". 21 декабря Булгаков предлагает
Асафьеву немедленно приехать в Москву для выяснения судьбы "Минина". Но
доктор категорически возражает против этой поездки, тем более, что Керженцев
написал Асафьеву о сути доработки оперы, но 24 декабря Булгаков направляет
Асафьеву телеграмму: "Немедленно выезжайте в Москву". Но Асафьев не внял
мольбам Булгакова, скорее всего по состоянию здоровья,
25 декабря 1937 года Булгаков писал Асафьеву: "21 декабря я послал Вам
письмо, где предупредил, что Вам нужно выехать в Москву. Я ждал единственно
возможного ответа - телеграммы о Вашем выезде. Ее нет. Что же: Вам не ясна
исключительная серьезность вопроса о "Минине"? Я поражен. Разве такие письма
пишутся зря?
Только что я послал Вам телеграмму, чтобы Вы выезжали. Значит есть
что-то очень важное, если я Вас так вызываю.
Повторяю: немедленно выезжайте в Москву.
Прошу Вас знать, что в данном случае я забочусь о Вас, и помнить, что о
необходимости Вашего выезда я Вас предупредил".
2 февраля 1938 года Булгаков писал Асафьеву: "Посылаю Вам первое из
дополнений к "Минину" - арию Минина в начале второй картины.
Вслед за нею начну высылать остальные дополнения... Когда опять в
Москву? Я очень рад, что Вы побывали в ней...
7 февраля Булгаков послал дополнения к третьей картине (в Нижнем, на
Лобном месте). 10 февраля Асафьев послал телеграмму, что получил оба письма
и благодарен за "прекрасные тексты". 15 февраля Асафьев телеграфирует, что
музыка на присланные тексты написана.
10 апреля 1938 года Булгаков послал дополнения, на этом завершая работу
над либретто. 4 июня 1938 года Асафьев писал Булгакову: "...Я так скорбно и
горестно похоронил в своей душе "Минина" и прекратил и работу, и помыслы над
ним, что не хотелось и Вас тревожить. В Большом театре ив Комитет? меня как
композитора знать больше не хотят. Это мне было ясно, еще когда я сидел у
Вас и просил клавир..."
Последние надежды на постановку "Минина" были связаны с двумя
эпизодами, которые произошли в ноябре 1937 года. Скорее всего "оживление"
вокруг "Минина" возникло после того, как в Большом театре добывал Сталин. 24
ноября 1937 года Е. С. Булгакова записала: "...Позвонил Яков Л. и сообщил,
что на "Поднятой целине" был Генеральный секретарь и, разговаривая с
Керженцевым о репертуаре Большого театра, сказал:
- А вот же Булгаков написал "Минина и Пожарского"...
Яков Л. обрадовался этому и тут же позвонил" (с. 176).
14 декабря: "Керженцев пригласил М. А. Сообщил, что докладывал
"высокоответственному лицу" о "Минине". Просил М. А. сделать поправки.
Сказал, что поляки правильные. (А в прошлый раз говорил, что неправильные).
"Надо увеличить роль Минина, дать ему арию вроде "О, поле поле..." и т. д.
Приезд Асафьева в январе 1938 года не внес никаких изменений в судьбу
"Минина". Видимо, музыкантам Большого театра не нравилась его музыка. Это
становится ясно из записи Е. С. Булгаковой: Асафьев "играет настолько
хорошо, что даже и музыка понравилась" (с. 180). Он встречался и подробно
разговаривал о переделках оперы с Мелик-Пашаевым, Самосудом, Булгаковым. Но
вскоре после этого "гробовая новость о Керженцеве": "На сессии, в речи
Жданова, Керженцев назван коммивояжером. Закончилась карьера. А сколько
вреда, путаницы он внес", - записывает Е. С. Булгакова (Дневник с. 181).
20 января 1938 года назначен председателем Комитета по делам искусства
Назаров - "Абсолютно неизвестная фигура" (Вскоре выяснилось, что Назаров -
сотрудник "Правды"). Значит, все нужно начинать сначала...
Последние поправки были сделаны, но опера оказалась в катастрофическом
положении... Никто за катастрофу эту не нес ответственности. Скорбно и
горестно было не только Асафьеву, но и Булгакову.
В это время М. А. Булгаков работал над романом "Мастер и Маргарита", а
для Большого театра писал новое либретто - о Петре Великом.