“Путешествие по Крыму”, очерк
- Подробности
- Родительская категория: Энциклопедия
“ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КРЫМУ”, очерк. Опубликован: Красная газета (вечерний выпуск). Л., 1925, 27 июля; 3,10, 22, 24, 31 авг. В П. по К. Булгаков иронизирует над путеводителем “Крым” (1925), выпущенным под редакцией М. И. Саркизова-Серазини (1887-1964). Там старательно перечислялись все недостатки Коктебельского курорта, куда направлялся писатель со второй женой Л. Е. Белозерской по приглашению поэта Максимилиана Александровича Волошина (Кириенко-Волошина) (1877-1932). Волошин положительно отозвался о романе “Белая гвардия”, и между ним и Булгаковым завязались дружеские отношения. Упоминаемый в П. по К. приятель, приславший автору приглашение в Коктебель, – это Волошин. Он передал через директора издательства “Недра” Н. С. Ангарского (Клестова) (1873-1941) приглашение Булгакову остановиться летом 1925 г. у него на даче. 10 мая 1925 г. Булгаков, поблагодарив в письме за приглашение, спрашивал: “...Могу ли я с женой у Вас на даче получить отдельную комнату в июле – августе?”. 28 мая Волошин ответил утвердительно и просил “привезти с собою все вами написанное (напечатанное и ненапечатанное)”. Согласно записи в “Домовой книге” Волошиных, Булгаковы прибыли в Коктебель 12 июня, а уехали 7 июля, как сообщала в письме мужу отдыхавшая вместе с ними пианистка М. А. Пазухина. 18 июня она рассказала о том, как Булгаков читал повесть “Собачье сердце” всем обитателям волошинского “Дома поэта” (писателю Леониду Леонову (1899-1995) с женой, супругам А. Г. и Н. А. Габричевским, искусствоведу и художнице, поэту Г. А. Шенгели и др.): “Третьего дня один писатель читал свою прекрасную вещь про собаку” (фамилии писателя и точного названия повести М. А. Пазухина предусмотрительно не упомянула). Ее младший сын, полуторагодовалый Вадим (“Дым”), был любимцем всех отдыхающих в “Доме поэта”, в том числе и Булгаковых, о чем М. А. Пазухина сообщала мужу 19 июня: “Как я выяснила с женой Булгакова... Дым даже вдохновил их иметь своего, – только если бы она знала, что мальчик... Сам Булгаков с ним у моря ходит на голове, кувыркается, и Дым ему во всем подражает. И никогда он не пройдет мимо него, не поговорив и не пошалив с ним”.
В связи с Дымом между Булгаковым и М. А. Пазухиной произошел перед самым отъездом следующий характерный разговор, зафиксированный в ее письме 7 июля 1925 г. Пазухина заявила писателю: “А я скажу Вам вот что, – у Вас большая потребность иметь собственного сына, и Вы будете очень хорошим отцом”. Булгаковскую реакцию она передала в следующих словах: “Он сначала сказал так задумчиво: “Да, – а потом говорит, – вы это сказали, наверное, по поводу Дымка. Нет, я и так хотел бы иметь, если бы знал, что он будет здоровый и умный, а не идиот, – тогда я хотел бы иметь, а так как я знаю, что он здоровым не может быть (он сам болезненный и нервный), то и не хочу. Ну, а Дымулю вашего я, в частности, страшно люблю. Это удивительный мальчик, с такой лукавой улыбкой – иногда даже кажется, что он обдумывает диссертацию, и страшно занятный мальчик, и страшно симпатичный...” Много говорил, я уж не запомнила... Он прямо с поразительной нежностью к нему относится, с каким-то... богатством чувств...” Очевидно, Булгаков еще тогда опасался наследственного нефросклероза, сгубившего его отца, и негативного влияния на потомство собственной неврастении. В булгаковском архиве сохранился путеводитель “Крым”, где писатель, в частности, выделил следующие слова: “Крымское сирокко доводит нервных больных до исступления. Люди умственного труда чувствуют ухудшение... Неудобство комнат, полное отсутствие медицинской помощи... И не могут люди с больными нервами долго по ночам гулять... Как только мраком окутывается долина, идут они в свои комнатки и спят, тревожимые страшными сновидениями”. И в Коктебеле Булгаков убедился в справедливости сказанного в путеводителе. Больше он туда не приезжал, хотя Волошин звал его в гости и на следующий год, прося также в письме от 26 апреля 1926 г. привезти окончание “Белой гвардии” и продолжение “Роковых яиц” (очевидно, имелось в виду “Собачье сердце”). По воспоминаниям Л. Е. Белозерской, Булгаков “не очень-то любил дальние прогулки. Кроме Карадага мы все больше ходили по бережку, изредка, по мере надобности, купаясь... М. А. оставался непоколебимо стойким в своем нерасположении к Крыму. Передо мной его письмо, написанное спустя пять лет, где он пишет: “Крым, как всегда, противненький...” И все-таки за восемь с лишним лет совместной жизни мы три раза ездили в Крым: в Коктебель, в Мисхор, в Судак, а попутно заглядывали в Алупку, Феодосию, Ялту, Севастополь... Дни летели, и надо было уезжать”. Однако в П. по К. писатель, полемизируя с путеводителем, говорил и о приятной стороне отдыха: “Заключенный в трубу, бежит холоднейший ключ. Пили из него жадно, лежали, как ящерицы на солнце. Зелени – океан; уступы, скалы... Не в шарфах и автомобилях нужно проходить этот путь, а пешком. Тогда только можно оценить красу Южного берега”.