“Дань восхищения”
- Подробности
- Родительская категория: Энциклопедия
“ДАНЬ ВОСХИЩЕНИЯ”, подзаголовок рассказа Булгакова, опубликованного в начале февраля 1920 г. в одной из кавказских газет. По предположениям некоторых исследователей, рассказ, который, по воспоминаниям сестры писателя Н. А. Булгаковой, назывался “Юнкер”, появился 5/18 февраля 1920 г. в “Кавказской газете” (Владикавказ). Три фрагмента Д. в., вырезанные из газеты, Булгаков приложил к письму, адресованному сестре Вере в Киев и датированному 26 апреля 1921 г.: “...Посылаю три обрывочка из рассказа с подзаголовком “Дань восхищения”. Хотя они и обрывочки, но мне почему-то кажется, что они будут небезынтересны вам...” Газета с полным текстом Д. в. до сих пор не найдена. Вот текст сохранившихся отрывков: “В тот же вечер мать рассказывает мне о том, что было без меня, рассказывает про сына: – Начались беспорядки... Коля ушел в училище три дня назад и нет ни слуху...”; “... Вижу вдруг – что-то застучало по стене в разных местах и полетела во все стороны штукатурка. – А Коля... Коленька... – Тут голос у матери становится вдруг нежным и теплым, потом дрожит, и она всхлипывает. Потом утирает глаза и продолжает: – А Коленька обнял меня и я чувствую, что он ... он закрывает меня... собой закрывает”. В своем комментарии к Д. в. Н. А. Булгакова следующим образом передала содержание рассказа: “Сцена обстрела у белой стены. Герои – мать и сын. Мать навещает сына в училище, и на обратном пути он провожает ее. Они попадают под обстрел, сын закрывает мать... Об этом они рассказывают вернувшемуся старшему брату”. По воспоминаниям сестры Булгакова, в Д. в. уже звучала песня, ставшая популярной после премьеры “Дней Турбиных”: “Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы, съемки у нас уж давно начались!”. В рассказе описывались реальные события, происшедшие с В. М. и Н. А. Булгаковыми в конце октября 1917 г. в Киеве. 10 ноября 1917 г. В. М. Булгакова извещала о происшедшем дочь Надежду и ее мужа А. М. Земского (1892-1946), в то время находившихся в Царском Селе: “Что вы пережили немало треволнений, могу понять, т. к. и у нас здесь пришлось пережить немало. Хуже всего было положение бедного Николайчика как юнкера. Вынес он порядочно потрясений, а в ночь с 29-го на 30-е я с ним вместе: мы были буквально на волосок от смерти. С 25-го октября на Печерске начались военные приготовления, и он был отрезан от остального города. Пока действовал телефон в Инженерном училище, с Колей разговаривали по телефону; но потом прервали и телефонное сообщение... Мое беспокойство за Колю росло, я решила добраться до него и 29-го после обеда добралась. Туда мне удалось попасть; а оттуда, когда в 7 1/2 часов вечера мы с Колей сделали попытку (он был отпущен на 15 минут проводить меня) выйти в город мимо Константиновского училища – начался знаменитый обстрел этого училища. Мы только что миновали каменную стену перед Константиновским училищем, когда грянул первый выстрел. Мы бросились назад и укрылись за небольшой выступ стены; но когда начался перекрестный огонь по училищу и обратно,– мы очутились в сфере огня – пули шлепались о ту стену, где мы стояли. По счастью, среди случайной публики (человек 6), пытавшейся здесь укрыться, был офицер: он скомандовал нам лечь на землю, как можно ближе к стене. Мы пережили ужасный час: трещали пулеметы и ружейные выстрелы, пули “цокались” о стену, а потом присоединилось уханье снарядов... Но, видно, наш смертный час еще не пришел, и мы с Колей остались живые (одну женщину убило), но мы никогда не забудем этой ночи... В короткий промежуток между выстрелами мы успели (по команде того же офицера) перебежать обратно до Инженерного училища. Здесь уже были потушены огни; вспыхивал только прожектор; юнкера строились в боевой порядок; раздавалась команда офицеров: Коля стал в ряды, и я его больше не видела... Я сидела на стуле в приемной, знала, что я должна буду там просидеть всю ночь, о возвращении домой в эту страшную ночь нечего было и думать, нас было человек восемь такой публики, застигнутой в Инженерном училище началом боевых действий. Когда я пришла в себя после пережитого треволнения, когда успокоилось ужасное сердцебиение (как мое сердце только вынесло перебежку по открытому месту к Инженерному училищу) – уже снова начали свистать пули, – Коля обхватил меня обеими руками, защищая от пуль и помогая бежать... Бедный мальчик, как он волновался за меня, а я за него...
Минуты казались часами, я представляла себе, что делается дома, где меня ждут, боялась, что Ванечка кинется меня искать и попадет под обстрел... И мое пассивное состояние превратилось для меня в пытку... Понемногу публика выползла из приемной в коридор, а потом к наружной двери... Здесь в это время стояли два офицера и юнкер артиллерийского училища, тоже застигнутые в дороге, и вот один из офицеров предложил желающим провести их через саперное поле к бойням на Демиевке: этот район был вне обстрела... В числе пожелавших пуститься в этот путь оказались 6 мужчин и две дамы (из них одна я). И мы пошли... Но какое это было жуткое и фантастическое путешествие среди полной темноты, среди тумана, по каким-то оврагам и буеракам, по непролазной липкой грязи, гуськом друг за другом при полном молчании, у мужчин в руках револьверы. Около Инженерного училища нас остановили патрули (офицер взял пропуск), и около самого оврага, в который мы должны были спускаться, вырисовывалась в темноте фигура Николайчика с винтовкой... Он узнал меня, схватил за плечи и шептал в самое ухо: “Вернись, не делай безумия. Куда ты идешь? Тебя убьют!”, но я молча его перекрестила, крепко поцеловала, офицер схватил меня за руку, и мы стали спускаться в овраг... Одним словом, в час ночи я была дома (благодетель офицер проводил меня до самого дома). Воображаете, как меня ждали? Я так устала и физически и морально, что опустилась на первый стул и разрыдалась. Но я была дома, могла раздеться и лечь в постель, а бедный Николайчик, не спавший уже две ночи, вынес еще два ужасных дня и ночи. И я была рада, что была с ним в ту ужасную ночь... Теперь все кончено... Инженерное училище пострадало меньше других: четверо ранено, один сошел с ума”.
Тема Д. в. получила дальнейшее развитие в рассказе “Красная корона”, где гибнущий брат главного героя Коля рефреном повторяет, являясь в видениях: “Я не могу оставить эскадрон”. В “Белой гвардии” Николка Турбин, напевая “Съемки”, вспоминает бой у Инженерного училища в октябре 1917 г.