Ленин (Ульянов) Владимир Ильич
- Подробности
- Родительская категория: Энциклопедия
ЛЕНИН (Ульянов) Владимир Ильич (1870-1924), советский государственный и партийный деятель, основатель Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), впоследствии – Российской Коммунистической Партии (большевиков), первый председатель советского правительства – Совета Народных Комиссаров (СНК). Родился 10/22 апреля 1870 г. в г. Симбирске (ныне – Ульяновск) в семье чиновника. Дворянин (отец дослужился до чина действительного статского советника и получил потомственное дворянство). В 1887 г. окончил гимназию, поступил на юридический факультет Казанского университета, но был исключен за участие в студенческих беспорядках. В 1891 г. сдал экстерном экзамены на юридическом факультете Петербургского университета. В 1895 г. один из организаторов марксистского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”, в том же году арестован, в 1897 г. выслан на три года в с. Шушенское Красноярской губернии. В 1898 г. женился на учительнице и ссыльной революционерке Надежде Константиновне Крупской (1869-1939). В 1903 г. на II съезде РСДРП возглавил фракцию большевиков (большинства). В 1917 г. в результате Октябрьской революции стал председателем СНК. Инициатор красного террора и политики военного коммунизма. С мая 1921 г. в результате ряда ударов – следствия склеротического заболевания сосудов головного мозга – становится недееспособным. Умер 21 января 1924 г. в с. Горки под Москвой, тело покоится в мавзолее на Красной площади в Москве.
В булгаковском творчестве Л. занимал заметное место. После его смерти Булгаков опубликовал три очерка – “В часы смерти”, “Часы жизни и смерти” ( о прощании с телом Л. в Колонном зале, при котором писатель присутствовал) и “Воспоминание...”. Последний также основан на подлинной истории. В 1921 г. Булгаков написал прошение на имя председателя Совнаркома и с помощью Н. К. Крупской, возглавлявшей тогда Главполитпросвет, получил комнату в Нехорошей квартире за № 50 дома № 10 по Б. Садовой. Если не к самому Л., то уж к его супруге Булгаков в связи хоть с каким-то разрешением “квартирного вопроса” испытывал чувство благодарности.
Л. послужил прототипом главного героя повести “Роковые яйца” профессора Персикова, а также Воланда и одного из второстепенных персонажей романа “Мастер и Маргарита” – артиста Куролесова. Профессор Владимир Ипатьевич Персиков – изобретатель красного луча жизни. Но этот луч порождает чудовищных пресмыкающихся, создающих угрозу всему человечеству. Красный луч здесь символизирует социалистическую революцию в России, что началась под лозунгами построения лучшего будущего, а закончилась террором и диктатурой. Булгаков на себе прочувствовал трагические последствия социалистического эксперимента, и в повести гибель Персикова во время бунта толпы, возбужденной приближением гадов, закономерна. Связь Персикова с Л. выявляется через биографические данные Владимира Ипатьевича. Будущий профессор родился 16 апреля 1870 г., так как в день начала действия повести, 16 апреля 1928 г., ему исполняется 58 лет. Персиков – ровесник Л., а 16 апреля – это день возвращения вождя большевиков в Россию в 1917 г. На следующий день Л. выступил со знаменитыми Апрельскими тезисами, где призвал к социалистической революции. В первой редакции повести “Собачье сердце” калоши из прихожей профессора Преображенского крадут тоже а апреле 1917 г. (в последующих редакциях этот вызывающий апрель был заменен на более нейтральный март). Как и Нобелевский лауреат писатель Александр Солженицын (1918 г. рождения), назвавший заключительный “узел” своего “Красного колеса” “Апрель 17-го”, Булгаков считал приезд Л. и Апрельские тезисы переломным моментом на пути России к Октябрьскому перевороту.
Портрет Персикова – “голова замечательная, толкачом, лысая, с пучками желтоватых волос, торчащими по бокам... глазки блестящие, небольшие, росту высокого, сутуловат... когда говорил что-либо веско и уверенно, указательный палец правой руки превращал в крючок и щурил глазки” – во многом совпадает с портретом Л.: характерная лысина, любимый ораторский жест, сутулость, прищур глаз. Персиков, как и Л., картавит, поскольку со слуху репортер воспринимает его фамилию как “Певсиков”. С Л. оказывается связан и другой прототип Персикова, биолог и паталогоанатом Алексей Иванович Абрикосов (1875-1955) (его фамилия спародирована в фамилии героя). Именно Абрикосов анатомировал труп Л. и извлекал его мозг. У Булгакова мозг главного большевика как бы передан профессору-ученому. Полностью имя и отчество Персикова – Владимир Ипатьевич употреблено лишь на первой странице повести, а в дальнейшем окружающие называют профессора Владимир Ипатьич – совсем как Владимир Ильич. Сходство подчеркивается и феноменальной эрудицией Персикова, сопоставимой с ленинской, и датой написания повести: “Москва, 1924 г., октябрь” – год смерти вождя и месяц большевистского переворота.
То, что почетный товарищ председателя Доброкура профессор Персиков – это пародия на председателя Совнаркома Л., не осталось тайной для современников Булгакова. В булгаковском архиве сохранился отзыв на “Роковые яйца” еврейского (писавшего на идише) критика Моисея Ильича Литвакова (1880-1937), на русском публиковавшего статьи под псевдонимом М. Лиров. В этом отзыве, появившемся в №5-6 журнала “Печать и Революция” за 1925 г., писатель красным карандашом подчеркнул те места, где критик настойчиво повторял имя и отчество первооткрывателя красного луча – Владимир Ипатьич, давая понять властям предержащим, над кем издевается крамольный автор. Впрочем, пародия здесь не злая, пародийно снижается скорее идея, а не сам человек, поэтому от Персикова у читателей в целом остается благоприятное впечатление. Отчество Ипатьич дано герою не только из-за созвучия с Ильичом, но, возможно, и в память о том, что в доме Ипатьева в Екатеринбурге была по приказу Л. уничтожена семья Романовых и последний император России Николай II (1868-1918). Что интересно, первый царь этой династии Михаил Романов (1596-1645) скрывался от врагов в Ипатьевском монастыре. Тут можно усмотреть намек на то, что Л. стал своеобразным восприемником Романовых, сохранив, пусть в другой форме, фактически неограниченное самодержавное правление.
Интересно, что не только бдительный критик М. Лиров, не уцелевший в волнах террора 30-х годов, но и безымянный сексот уловили связь “Роковых яиц” с фигурой Л. В донесении от 22 февраля 1928 г. неизвестный осведомитель ОГПУ утверждал, что в булгаковской повести описывается, “как под действием красного луча родились грызущие друг друга гады, которые пошли на Москву” и что “там есть подлое место, злобный кивок в сторону покойного т. ЛЕНИНА, что лежит мертвая жаба, у которой даже после смерти осталось злобное выражение на лице”.
Воланд также имеет Л. одним из своих многочисленных прототипов. Это прояв-ляется в эпизоде, когда знаменитый милицейский пес Тузбубен безуспешно ищет сатану и его свиту после скандала в Театре Варьете. В булгаковском архиве сохранилась вырезка из газеты “Правда” от 6-7 ноября 1921 г. с воспоминаниями Александра Васильевича Шотмана (1880-1937), бывшего связного ЦК, “Ленин в подполье”, где описывалось, как вождь большевиков летом и осенью 1917г. скрывался от Временного правительства, объявившего его “германским шпионом”. Здесь указывалось, что “не только контрразведка и уголовные сыщики были поставлены на ноги, но даже собаки, в том числе знаменитая собака-ищейка “Треф”, были мобилизованы для поимки Ленина (после Февральской революции 1917 г. полиция была переименована в милицию, так что ищейка Треф – милицейская, как и булгаковский Тузбубен). Тем, кто искал Л., “помогали сотни добровольных сыщиков среди буржуазных обывателей”. Это разительно напоминает атмосферу поисков Воланда и его товарищей после сеанса черной магии в Театре Варьете, а также в эпилоге романа, когда обезумевшие обыватели задерживают десятки и сотни подозрительных людей и котов (тут еще и намек на массовые чистки и репрессии 20-х – 30-х годов). Шотман цитирует слова одного из виднейших соратников Л. Я. М. Свердлова(1885-1919) на VI съезде партии летом 1917 г. о том, что “хотя Ленин и лишен возможности лично присутствовать на съезде, но невидимо присутствует и руководит им”. Точно таким же образом Воланд сообщает Михаилу Александровичу Берлиозу и Ивану Бездомному, что незримо присутствовал при суде Понтия Пилата над Иешуа Га-Ноцри. По убеждению Бездомного, сатана мистическим образом руководил действиями председателя МАССОЛИТа, направив его под колеса трамвая.
Шотман рассказал, как, скрываясь от врагов, изменили свою внешность Л. и находившийся вместе с ним ближайший соратник Григорий Евсеевич Зиновьев (Радомышельский-Апфельбаум) (1883-1936): “Тов. Ленин в парике, без усов и бороды был почти неузнаваем, а у тов. Зиновьева к этому времени отросли усы и борода, волосы были острижены, и он был совершенно неузнаваем”. У Булгакова бриты все герои, восходящие к Л., – профессор Персиков, Воланд и драматический актер Савва Потапович Куролесов. Сходство же с Зиновьевым в романе внезапно обретает кот Бегемот – любимый шут Воланда и наиболее близкий сатане из свиты бесов. Полный, любивший поесть Григорий Евсеевич в усах и бороде приобретал кошачьи черты, а в личном плане был самым близким к Л. из всех большевистских вождей.
Шотман, охранявший Л., когда тот скрывался в Разливе и Финляндии, вспоминал одну из бесед с ним: “Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но... я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич уже тогда предвидел”. В “Мастере и Маргарите” таким даром предвидения наделен Воланд. Шотман в 1937 г. был репрессирован, и к моменту завершения романа его мемуары оказались под запретом. Поэтому вероятность обнаружения “ленинского следа” в образе Воланда в связи с ищейкой Тузбубен была значительно меньше, чем в случае с профессором Персиковым. Тузбубен – пародия на кличку Треф, весьма распространенную среди полицейских собак (трефа – казенная масть). Пародия отражает булгаковское отношение к революции и революционерам, если вспомнить определение Александром Блоком (1889-1921) главных героев “Двенадцати” (1918): “На спину б надо бубновый туз” – такой знак нашивали на одежду осужденным уголовным преступникам.
Драматический артист, убеждающий управдома Никанора Ивановича Босого и других арестованных валютчиков (во сне Никанора Иваныча) добровольно сдать валюту и ценности, назван в последней редакции “Мастера и Маргариты” Саввой Потаповичем Куролесовым. Он тоже имел Л. своим главным прототипом. В редакции 1937-1938 гг. этот малосимпатичный персонаж именовался куда прозрачнее – Илья Владимирович Акулинов. Здесь он описывался следующим образом: “Обещанный Бурдасов не замедлил появиться на сцене и оказался пожилым, бритым, во фраке и белом галстуке...
Без всяких предисловий он скроил мрачное лицо, сдвинул брови и заговорил ненатуральным голосом, глядя на золотой колокольчик:
– Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой...
Далее Бурдасов рассказал о себе много нехорошего. Никанор Иванович, очень помрачнев, слышал, как Бурдасов признавался в том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствого сердца артиста. Никанор Иванович совсем не знал до этого случая поэта Пушкина, хотя и произносил, и нередко, фразу: “А за квартиру Пушкин платить будет?”, и теперь, познакомившись с его произведением, сразу как-то загрустил, задумался и представил себе женщину с детьми на коленях и невольно подумал: “Сволочь этот Бурдасов!” А тот, все повышая голос, шел дальше и окончательно запутал Никанора Ивановича, потому что вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе отвечал, причем называл себя то “государем”, то “бароном”, то “отцом”, то “сыном”, то на “вы”, а то на “ты”.
Понял Никанор Иванович только одно, что помер артист злою смертью, прокричав: “Ключи! Ключи мои!”, повалившись после этого на пол, хрипя и срывая с себя галстук.
Умерев, он встал, отряхнул пыль с фрачных коленей, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой, и при жидких аплодисментах удалился, а конферансье заговорил так:
– Ну-с, дорогие валютчики, вы прослушали в замечательном исполнении Ильи Владимировича Акулинова “Скупого рыцаря””.
Женщина с детьми, на коленях молящая сидящего на своих сокровищах барона о куске хлеба, – здесь не только и даже не столько цитата из пушкинской “маленькой трагедии”. Это, прежде всего, намек на реальный (или легендарный) эпизод из жизни Л., почерпнутый из статьи “Ленин у власти”, опубликованной в 1933 г. в парижском еженедельнике “Иллюстрированная Россия”. Автор статьи укрылся под псевдонимом “Летописец”. Возможно, это был Борис Георгиевич Бажанов (1900-1982), бежавший на Запад и поселившийся в Париже бывший секретарь Оргбюро и Политбюро. В “Ленине у власти” вождь большевиков характеризовался крайне нелицеприятно: “Он с самого начала отлично понимал, что крестьянство не пойдет ради нового порядка не только на бескорыстные жертвы, но и на добровольную отдачу плодов своего каторжного труда. И наедине со своими ближайшими сотрудниками Ленин, не стесняясь, говорил как раз обратное тому, что ему приходилось говорить и писать официально. Когда ему указывали на то, что даже дети рабочих, то есть того самого класса, ради которого и именем которого был произведен переворот, недоедают и даже голодают, Ленин с возмущением парировал претензию:
– Правительство хлеба им дать не может. Сидя здесь, в Петербурге, хлеба не добудешь. За хлеб нужно бороться с винтовкой в руках... Не сумеют бороться – погибнут с голода!..”
Илья Владимирович Акулинов – это злая пародия на Владимира Ильича Ульянова. Здесь очевидные пары: Владимир Ильич – Илья Владимирович, Ульяна – Акулина. Последняя пара также образует устойчивое сочетание в фольклоре, а Акулина, кроме того, в народном сознании связывается с нечистой силой (вспомним одноименную карточную игру). Сами имена, составляющие основы фамилий, имеют тут для Булгакова символический смысл. Ульяна – это искаженная латинская Юлиана, т.е. относящаяся к роду Юлиев, из которых вышел и Юлий Цезарь, первый монарх Рима. Акулина же – искаженная латинская Акилина, т. е. орлиная, а орел, как известно, был гербом монархии в России, как и во многих других странах мира (в большинстве случаев восходя к римским орлам как символу императорской власти). Булгаков тем самым еще раз подчеркнул монархический по сути характер созданного Лениным и другими большевиками режима.
Поскольку имя Илья Владимирович Акулинов было бы чересчур явным вызовом цензуре, Булгаков пробовал другие имена для этого персонажа, которые должны были вызвать у читателей улыбку, не пугая в то же время цензоров. Он именовался, в частности, Ильёй Потаповичем Бурдасовым, что вызывало ассоциации с охотничьими собаками. В конце концов Булгаков назвал своего героя Саввой Потаповичем Куролесовым. Имя и отчество персонажа ассоциируется с цензором Саввой Лукичом из пьесы “Багровый остров” (можно вспомнить и народное прозвище Л. – Лукич). А фамилия напоминает о последствиях для России деятельности вождя большевиков и его товарищей, которые действительно “покуролесили”. В эпилоге романа актер, как и Л., умирает злой смертью – от удара. Обращения же, которые адресует сам себе Акулинов-Куролесов: “государь”, “отец”, “сын” – это намек как на монархическую сущность власти Л. (популярный в первые годы после революции среди антикоммунистической оппозиции термин “комиссародержавие”), так и на обожествление личности вождя советской пропагандой (он – и бог-сын, и бог-отец, и бог – святой дух).